значит будем в игры играть, раз-два - выше ноги от земли
Verra la morte e avra i tuoi occhi.
C. Pavese
«Придет смерть, и у нее
будут твои глаза»
Ч. Павезе

читать дальше

19:18

Why are so few of us left active, healthy, and without personality disorders?
Фу какая гадость
Фу какая дрянь
Фу какой снег
Фу какая рань

Отрава
Отравили лед

Подожгли сеновал
Разобрали баню
Взорвали подвал
Разошелся я

Взяли в плен
Молодец комбат
Ботанический сад
Я добрый солдат

© Эдуард Старков


11:11

о чае

Big Elephants Can Always Understand Small Elephants
Три дня сидели за столом
Уж в доме не осталось чая
Дожди бродили за стеклом
Рассветы шорохом встречая

Мы пили чай, вдыхали дым
По льду стучали каблуками
И чья-то смерть плыла под ним
Сверкая скользкими боками

(с) Андрей Чернов

binding with briars my joys and desires
В качестве первого вклада в сообщество. Одно из любимых у Кавафиса:

Забинтованное плечо

Он сказал, что споткнулся о камень, упал, расшибся.
Но не в этом, наверно, была причина
его забинтованного плеча.

От неловкой попытки снять с полки пачку
фотографий, давно его занимавших,
повязка ослабла, и струйка крови потекла по руке.

Я принялся поправлять бинты;
я поправлял их медленно, неторопливо,
Ему было не больно, и мне нравилось созерцание крови:
Эта кровь была кровью моей любви.

Когда он ушёл, я нашёл на полу под стулом алый клок ваты,
оставшейся от перевязки,
ваты, чьё место - мусорное ведро.
И я прижал эту вату к моим губам
и стоял, так держа её, долго-долго
прижимая к губам моим кровь любви.

My loyalties are with science
Мой Tелемах, Tроянская война
окончена. Кто победил - не помню.
Должно быть, греки: столько мертвецов
вне дома бросить могут только греки...
И все-таки ведущая домой
дорога оказалась слишком длинной,
как будто Посейдон, пока мы там
теряли время, растянул пространство.
Мне неизвестно, где я нахожусь,
что предо мной. Какой-то грязный остров,
кусты, постройки, хрюканье свиней,
заросший сад, какая-то царица,
трава да камни... Милый Телемах,
все острова похожи друг на друга,
когда так долго странствуешь; и мозг
уже сбивается, считая волны,
глаз, засоренный горизонтом, плачет,
и водяное мясо застит слух.
Не помню я, чем кончилась война,
и сколько лет тебе сейчас, не помню.

Расти большой, мой Телемах, расти.
Лишь боги знают, свидимся ли снова.
Ты и сейчас уже не тот младенец,
перед которым я сдержал быков.
Когда б не Паламед, мы жили вместе.
Но может быть и прав он: без меня
ты от страстей Эдиповых избавлен,
и сны твои, мой Телемах, безгрешны.

My loyalties are with science
Как жаль, что тем, чем стало для меня
твое существование, не стало
мое существование для тебя.
...В который раз на старом пустыре
я запускаю в проволочный космос
свой медный грош, увенчанный гербом,
в отчаянной попытке возвеличить
момент соединения... Увы,
тому, кто не умеет заменить
собой весь мир, обычно остается
крутить щербатый телефонный диск,
как стол на спиритическом сеансе,
покуда призрак не ответит эхом
последним воплям зуммера в ночи.

My loyalties are with science
Ты видел

ты истинно видел

снег звезды шершавые руки ветра

Ты трогал

ты подлинно трогал

хлеб чашку волосы женщины которую любил

Ты жизнь ощущал

словно удар в лицо

словно мгновенье паденье бегство

Ты знал

каждой порой кожи ты знал

вот глаза твои руки твои сердце твое

необходимо от них отказаться

необходимо выплакать их

необходимо придумать их заново

My loyalties are with science
Этой ночью я искал твои губы в чужих губах

и почти поверил в то, что отыскал тебя,

ибо, слепец, я знаю: что влечёт меня к женщине, -

это река;

но такая тоска - добраться до берега сновидения

и понять: наслаждение - жалкий раб,

получивший фальшивую монету.



Забытая, любимая, - как я желал бы

воскресить то страданье в Буэнос-Айресе,

ту безнадёжную надежду.

Если бы вновь полюбить тебя

в доме моём - открытом в сторону порта,

если бы вновь встретить тебя утром в кафе, -

и чтоб ничего-ничего

ещё не случилось.

Чтобы не надо было ни о чём забывать,

рук твоих не вычёркивать из памяти,

и пусть одно остаётся - окно в беззвёздное небо.

ressentiment


We never know how high we are

Till we are asked to rise

And then if we are true to plan

Our statures touch the skies —



The Heroism we recite

Would be a normal thing

Did not ourselves the Cubits warp

For fear to be a King —





-----



Мы не знаем — как высоки —

Пока не встаём во весь рост —

Тогда — если мы верны чертежу —

Головой достаём до звёзд.



Обиходным бы стал Героизм —

О котором Саги поём —

Но мы сами ужимаем размер

Из страха стать Королём.



Перевод Веры Марковой

My loyalties are with science
Я люблю твои брови, твои волосы, я сражаюсь за тебя

в ослепительно белых коридорах, где плещут

фонтаны света,

я оспариваю тебя у любого имени, осторожно счищаю его

с тебя, как корку со шрама,

я осыпаю твои волосы пеплом от молний и лентами,

спящими в дожде.

Я не хочу, чтобы ты имела какую-нибудь форму, была

именно тем, что начинается после твоей руки,

подумай о воде, или о львах,

что растворяются в сиропе басен,

или о жестах - этой архитектуре из ничего,

зажигающей свои огни в самой середине встречи.

Каждое утро - это школьная доска, на которой

я выдумываю тебя, рисую тебя,

тут же готовый стереть: ты не такая, не с этими

гладкими волосами, не с этой улыбкой.

Я ищу твою сумму, ищу край бокала,

в котором вино, и луна, и зеркало,

ищу ту линию, что заставляет мужчину

дрожать в галлерее музея.



А ещё я люблю тебя, а на улице идёт дождь и время.

ressentiment
Alexandrines

C. S. Lewis



There is a house that most of all on earth I hate.

Though I have passed through many sorrows and have been

In bloody fields, sad seas, and countries desolate,

Yet most I fear that empty house where the grasses green

Grow in the silent court the gaping flags between,

And down the moss-grown paths and terrace no man treads

Where the old, old weeds rise deep on the waste garden beds.

Like eyes of one long dead the empty windows stare

And I fear to cross the garden, I fear to linger there,

For in that house I know a little, silent room

Where Someone’s always waiting, waiting in the gloom

To draw me with an evil eye, and hold me fast—

Yet thither doom will drive me and He will win at last.


My loyalties are with science
МАЛЕНЬКАЯ БЕСКОНЕЧНАЯ ПОЭМА



Сбиться с дороги -

это слиться с метелью,

а слиться с метелью -

это двадцать столетий пасти могильные травы.



Сбиться с дороги -

это встретиться с женщиной,

которая режет по два петуха в секунду

и не боится света,

а свет - петушиного крика,

задушенного метелью.



А когда метель задохнется -

пробудится южный ветер,

но и ветры стонов не слышат -

и поэтому снова пасти нам могильные травы.



Я видел, как два колоска воскового цвета,

мертвые, хоронили гряду вулканов,

и видел, как два обезумевшие ребенка

отталкивали, рыдая, зрачки убийцы.



И я знаю, что два - не число

и числом не станет,

это только тоска вдвоем со своею тенью,

это только гитара, где любовь хоронит надежду,

это две бесконечности, недоступные

друг для друга.

и еще это стены мертвых

и напрасная боль воскрешенья.

Цифра два ненавистна мертвым,

но она баюкает женщин,

и они пугаются света,

а свет - петушиного крика,

петухам же в метели не спится,

и поэтому вечно пасти нам могильные травы.

My loyalties are with science
sweet swing low

no time ago walking in the dark i met christ my heart flopped over

could anything be pleasanter except to add an A

if we like homing through welcoming sweet miracles of air

i who have died am alive again today

we are in love with us they've nothing times nothing to do

all the pretty birds dive to the heart of the sky

one if should sing younger than young bird first for joy

a mystery which will never happen again

dreamslender exquisite white firstful flame



дорогая иди размеренно не спеша тихо если надо бочком

нисколько тому назад бредя во тьме я встретил христа мое сердце упало ничком

может ли что-нибудь быть милее кроме конечно прибавить Аз

мы возвращение сквозь приветливый сладкий воздух чудес

я умерший снова жив сегодня к этой вот дате

мы любим к нам они отношения не имеют никакого в квадрате

все красивые птицы взмывают вглубь в сердце тверди небесной

пой если нужно моложе чем птица юная это важно для песни

тайна которой не быть уже никогда снова с нами

заимодавец мечты изысканное белое началом полное пламя


несу разное несуразное
НА ДНЯХ



В амфитеатрах играет ветер.

Приходят гости, снимают туфли.

А трагик смешон и едва заметен

За греческим хором грошовой кухни.



Да и что за трагедия - не вмещаться

В рамки, в квартиры, в размеры, в муки,

В биографию, в споры и даже в счастье!..

"Что вы читаете?" - "Звуки, звуки..."



В Вавилоне, извечно творящем нравы,

Сменились правила переноса:

Точки над "i" получили право

Уйти в андеграунд - под знак вопроса.



И они ушли, не утратив меры,

И вместо обеда блюдут сиесту.

Так верящий в бога теряет веру

В себя, ибо свято одно лишь место.



А дно - лишь место, где быть горбатым -

Не столь зазорно, не так обидно,

Где ямб начинается лишь после пятой

Стопки какого-нибудь напитка.



My loyalties are with science
THINGS THAT MIGHT HAVE BEEN



Перебираю то, что могло быть и не случилось.

Свод мифологии саксов, не написанный Бэдой.

Непостижимый труд, наверно, открывшийся

когда он поставил точку в своей "Комедии".

История без Распятья и без цикуты.

История без лица Елены.

Человек без глаз, лишенный зренья Луной.

Победа южан после трех дней под Геттисбергом.

Отвергнутая любовь.

Мировая держава, не созданная клинками викингов.

Птица ирландских легенд, поющая разом с двух веток.

Сын, которого не зачал.

My loyalties are with science
* * *

Я домой не вернусь - решено!

Это небо дрожит, как вода...

Сколько тысяч шагов от болотных низин

До холодной, как руки, луны?

Гнутся голые ветви под тяжестью птиц.

Разум птицей кричит - не беда.

Пусть кричит. У меня есть в запасе

последний глоток тишины.

Я домой не вернусь никогда,

Но зато доживу до утра.

Темный ветер и вечер холодный,

Луны поворот на ущерб - ничего!

Знаешь, птица, во мне не осталось

Ни капли раба и ни капли добра,

И ни капли любви, и ни капли меня самого.

Одна феечка ценила полезные вещи.Но когда она извлекала из них пользу, ценить становилось нечего.




В далекую эпоху Сунь в Дзинане (где теперь обитаю я) жила самая знаменитая китайская поэтесса Ли Чинчжао. Теперь ее дом восстановлен и, честно говоря, хотела бы я там жить! Красота неописуемая.

Где она жила (ну и многие другие поэты не гнушались этим местом, как-никак горячая вода всегда под рукой, и эстетика конечно),теперь находится один из самых известных в городе парков - "Сад источников".



А так как мы тут собственно о поэзии, то к ней и возврашаемся.



выкладываю английские переводы, кому интересно - могу отправить к оригиналам)





самое известное и наиболее часто цитируемое произведение в Китае.



Alive we need heroes among the living



Who when dead will be heroes among the ghosts.



I cannot tell how much we miss Hsiang Yu



Who preferred death to crossing to the East of the River.




но лирики, как вы понимаете, было больше.



Let not the deep cup be filled

with rich, amber-colored wine;



My mind was eased of sorrow

even before I become intoxicated.



Distant bells have already echoed

in the evening breeze.





My dream is broken

as the scent of incense vanishes.



Too small, the hairpin of the gold

of warding-of-cold

loosens its hold of my tresses.



I awake to find myself blankly facing

the read flickering glow

of the candle





18:13

Поспела к шапочному разбору
Иннокентий Анненский







СМЫЧОК И СТРУНЫ

Какой тяжелый, темный бред!

Как эти выси мутно-лунны!

Касаться скрипки столько лет

И не узнать при свете струны!



Кому ж нас надо? Кто зажег

Два желтых лика, два унылых...

И вдруг почувствовал смычок,

Что кто-то взял и кто-то слил их.



"О, как давно! Сквозь эту тьму

Скажи одно: ты та ли, та ли?"

И струны ластились к нему,

Звеня, но, ластясь, трепетали.



"Не правда ль, больше никогда

Мы не расстанемся? довольно?.."

И скрипка отвечала да,

Но сердцу скрипки было больно.



Смычок все понял, он затих,

А в скрипке эхо все держалось...

И было мукою для них,

Что людям музыкой казалось.



Но человек не погасил

До утра свеч... И струны пели...

Лишь солнце их нашло без сил

На черном бархате постели.






My loyalties are with science
THE THING I AM



He помню имени, но я не Борхес

(Он в схватке под Ла Верде был убит),

Не Асеведо, грезящий атакой,

Не мой отец, клонящийся над книгой

И на рассвете находящий смерть,

Не Хейзлем, разбирающий Писанье,

Покинув свой родной Нортумберленд,

И не Суарес перед строем копий.

Я мимолетней и смутнее тени

От этих милых спутанных теней,

Я память их, но и другой, который

Бывал, как Данте и любой из смертных,

В единственном немыслимом Раю

И стольких неизбежных Преисподних

Я плоть и кровь, невидимые мне.

Я тот, кто примиряется с судьбою,

Чтоб на закате снова расставлять

На свой манер испанские реченья

В побасенках, расходующих то,

Что называется литературой.

Я старый почитатель словарей,

Я запоздалый школьник, поседевший

И посеревший, вечный пленник стен,

Заставленных слепой библиотекой,

Скандирующий робкий полустих,

Заученный когда-то возле Роны,

И замышляющий спасти планету

От судного потопа и огня

Цитатой из Вергилия и Федра.

Пережитое гонится за мной.

Я -- неожиданное воскрешенье

Двух магдебургских полушарий, рун

И строчки Шефлеровых изречений.

Я тот, кто утешается одним:

Воспоминаньем о счастливом миге.

Я тот, кто был не по заслугам счастлив.

Я тот, кто знает: он всего лишь эхо,

И кто хотел бы умереть совсем.

Я тот, кто лишь во сне бывал собою.

Я это я, как говорил Шекспир.

Я тот, кто пережил комедиантов

И трусов, именующихся мной


ressentiment


Теннис



Средь аляповатых дач,

Где шатается шарманка,

Сам собой летает мяч,

Как волшебная приманка.



Кто, смиривший грубый пыл,

Облеченный в снег альпийский,

С резвой девушкой вступил

В поединок олимпийский?



Слишком дряхлы струны лир:

Золотой ракеты струны

Укрепил и бросил в мир

Англичанин вечно юный.



Он творит игры обряд,

Так легко вооруженный,

Как аттический солдат,

В своего врага влюбленный.



Май. Грозовых туч клочки.

Неживая зелень чахнет.

Все моторы и гудки, -

И сирень бензином пахнет.



Ключевую воду пьет

Из ковша спортсмен веселый,

И опять война идет,

И мелькает локоть голый!



1913